88-й театральный сезон в театре драмы им. В. Савина открылся премьерой комедии А.П. Чехова «Чайка» в постановке режиссера Елены Олениной (г. Москва). Спектакль, представивший нестереотипный взгляд на классику, стал своего рода манифестом театра, провозглашающим свободу выбора.
Своим появлением на сцене театра им. В. Савина «Чайка» расставила точки над «i» в дискуссии, завязавшейся вокруг готовящейся премьеры и репертуара последних сезонов в целом.
Как известно, один из конфликтов чеховской пьесы – борьба «старых» и «новых» форм в искусстве, заявленная в противостоянии молодого писателя Треплева и успешного беллетриста Тригорина, соперника не только в творчестве, но и в любви. Эта «дуэль» легла в основу постановочного решения спектакля: две печатные машинки по разным углам сцены, на которых соревнуются в мастерстве литераторы, два действия комедии – одно, условно говоря, — пародия на традиционное прочтение классики, второе – карикатура на «новые формы».
Постановочная группа «играет» со зрителем, давая возможность многообразного прочтения происходящего на сцене. Правила игры задаются уже в первом акте: художник Анна Репина превратила всю сцену в ломберный стол, по которому разбросаны карты лото и расставлены бочонки (на эту сценографию создателей постановки вдохновил сам Чехов: его герои по ходу пьесы играют в лото). Таким образом, и сами персонажи приравниваются к бочонкам. Принцип игры, основанный на воле случая, по которому чья-то рука достает из мешка тот или иной бочонок, позволяет сделать ее метафорой жизни, в которой все происходит не так, как хотелось и планировалось: «В молодости когда-то хотел я сделаться литератором — и не сделался; хотел красиво говорить — и говорил отвратительно … хотел жениться — и не женился; хотел всегда жить в городе — и вот кончаю свою жизнь в деревне, и все», — подводит итоги Сорин, в сущности, давая резюме «партиям» большинства персонажей. В таком контексте скомканная игральная карта – убитая чайка, которую Треплев приносит Нине Заречной, — легко прочитывается как разбитая, не оправдавшая ожиданий жизнь.
Контраст между первым и вторым действием только усиливает эту разницу в надеждах и тем, чем они оборачиваются в действительности. Мягкость линий, теплота цвета, заданная в костюмах, стилизованных под конец XIX – начало XX веков, только чуть более гиперболизированных в деталях, сменяется на четкие линии и холодные оттенки джинсовой одежды, проштампованной штрих-кодами и хэштегами; живые люди, пусть и заигравшиеся в театр, превращаются в синхронно двигающиеся механизмы.
Авторы спектакля тоже играют с формой. И эта игра, в том числе, становится поиском ответа на вопрос, что же лучше: старое или новое? Все первое действие Треплев, единственный одетый по моде второго акта, проповедует новое искусство и отметает «рутинеров» с их «жалкими пьесами». Но когда приходит его время, он оказывается все так же не понят, не признан, не счастлив, как и раньше, а Тригорин остается все тем же успешным автором, пусть ему и «далеко до Толстого». И тут только до Треплева доходит, что «дело не в старых и не в новых формах, а в том, что человек пишет, не думая ни о каких формах, пишет, потому что это свободно льется из его души».
В интервью накануне премьеры режиссер Елена Оленина отметила, что долгое время искала театр и актеров, с которыми она могла бы поставить «Чайку». Выбор остановила на театре имени Савина именно потому, что актерский ансамбль во многом соответствовал ее представлениям о спектакле. При этом значительная часть занятых в комедии – дебютанты. В одном из составов Треплева играет Владимир Калегаев – студент второго курса Екатеринбургского театрального института, выпускник республиканского колледжа искусств. Его Треплев экзальтирован, неврастеничен, вполне понятно, почему он несчастен в любви и никак не может добиться успеха – он просто отталкивает от себя своей странностью и непохожестью на остальных. Треплев Льва Власова, выходящего в другом составе, еще более слаб и растерян, его можно пожалеть. Влюбленная в Треплева Маша – также первая серьезная роль Полины Лудыковой и Марии Шучалиной. Актерская природа позволяет им создать совершенно разные воплощения одного персонажа. Маша Полины Лудыковой, несмотря на трагедию несчастной любви, еще хочет пожить – и это видно по ее наивной игре во взрослую, поставившую на себе крест женщину; Маша Марии Шучалиной, напротив, в эти игры уже не играет, и траур, в который она обрядилась, вполне натурален, и пьет она, чтоб забыться, а не для баловства.
Нина Заречная – Елена Доронина, тоже впервые на сцене в такой большой и сложной роли. Заречную привыкли видеть лирической героиней, подавшейся обаянию известного писателя и все потерявшей – надежду на счастливую личную жизнь и карьеру актрисы. Разгадать Заречную в новой «Чайке» непросто: то она бредит театром, то Тригориным, слушает его исповедь о тяжелой писательской доле только лишь для того, чтобы привязать его к себе заботой и вниманием, то тут же вспоминает о «святом искусстве» и клянется пожертвовать ради него всем. Во втором действии от былой легкости и ветрености не остается следа: брошенная возлюбленным, ненужная сцене, она держит лицо и позу vogue-дивы, прикрывается призванием – «умей нести свой крест и веруй», — но зритель понимает, что у этой от горя потерявшей рассудок девушки нет шансов на спасение. Пожалуй, Заречная в исполнении Елены Дорониной – одна из самых неожиданных открытий «Чайки».
Аркадина в исполнении Светланы Мальковой воплощает представление о «священном чудовище». Она ни на минуту не забывает, что она актриса, но почти никогда не вспоминает, что она живой человек. Заигравшись, она выглядит даже наивно в первом действии, ее попытки вернуть Тригорина, редкое сочувствие к сыну вызывают симпатию зрительного зала, юмор, с которым актриса делает роль, не дает усомниться, что на сцене комедия. Метаморфозы второго действия превращают Аркадину в кумира миллионов, и вот теперь ее уже ничто не интересует, кроме нее самой и ее дела; оставаясь одна, она позирует невидимым фотокамерам, находясь в обществе, она рассказывает о своих успехах. В другом составе в роли Аркадиной выходит Елена Аксеновская. Актрису не привыкли видеть в комедийных ролях, тем интереснее оказываются находки, с которыми она создает образ сдержанно-утонченный и – через мгновение – доходящий до фарса.
Тригорин Дениса Рассыхаева способен одновременно вызвать ревность слабого конкурента, обожание женщин и снисхождение зрительного зала. Дмитрий Максименко, исполняющий роль бедного учителя Медведенко, при всей экспрессивности актерской природы, сумел создать образ сдержанный и «незаметный» — человека, с которым никто не считается, человека, о котором всегда забывают. Плохо скрывающая свою любовь и свою ревность к Дорну Полина Андреевна в исполнении Юлии Экрот становится ярким трагикомедийным штрихом на полотне спектакля. Евгений Софронов сочетает в образе Дорна любвеобильность опытного ловеласа и сдержанность, свойственную наблюдателю, человеку, поднявшемуся над конфликтом героев «Чайки». Александру Кузнецову удался Шамраев – грубый, принимающий в расчет одно только дело управляющий, но при этом не лишенный творческой жилки комедийный персонаж. Игорь Янков в роли Сорина, пожилого больного брата Аркадиной, умеет вызвать не только улыбку, но и зрительское сочувствие.
Отдельного внимания заслуживает решение нескольких ключевых сцен спектакля. Прежде всего, это монолог Нины Заречной «Люди, львы, орлы и куропатки…» Принадлежавшее перу неизвестного автора странное сочинение на тему одиночества, которое Чехов включил в свое произведение и приписал Треплеву, нелегко поставить, особенно с учетом многочисленных версий «Чаек», где было испробовано если не все, то многое. Елена Оленина превратила моноспекталь Нины Заречной в современный зрелищный перфоманс с элементами пластики и изрядной долей иронии, сделав зрительный зал декорацией. Бессловесная команда Треплева, с помощью которой и реализуется монолог Заречной, – Повар (Анатолий Колмаков), Горничная (Татьяна Михайлова), Яков (Вадим Козлов) – тоже режиссерская находка, добавляющая «Чайке» театра им. В. Савина юмора.
Самоубийство Треплева также обыграно нестереотипно. Добившись кое-какой славы за пределами соринского имения, Треплев не получает признания «рутинеров» — матери и ее свиты, а по большом счету ему нужно только это. Его не замечают. И его самоубийство – в контексте спектакля – это только попытка привлечь к себе внимание, и она провалилась. Он стреляется несколько раз на глазах у всех, но его попросту не видят. Иронично-веселая музыка, написанная композитором Николаем Григорьевым, подчеркивает абсурдность происходящего.
По словам Елены Олениной, она ставила спектакль про героев, про талантливых людей, про людей искусства – и она сумела показать их с другой, неизвестной зрителю стороны – как говорит Аркадина в ее «Чайке», цитируя Некрасова: «Театр, актеры и актрисы не то на деле, что для глаз».
